Три Дубны

Музыкальный критик, писатель, журналист Максим Семеляк - о подмосковной Дубне. В моей жизни было – да и остается – три Дубны. Первая Дубна – назовем ее Дубной физической. Я много слышал о ней в детстве, но никогда там не бывал, отчего в голове рисовались достаточно типичные для андроповского школьника картины некоего острова свободы. И хотя Дубну тогда еще не называли наукоградом, она, конечно, издали производила впечатление в высшей степени привилегированной сферы: некий загородный дом ученых, где любые вольности оправданы уже самими законами физики, над которыми в свою очередь не властна законодательная база СССР. В отрочестве я посмотрел «Девять дней одного года» и услыхал песенку Юлия Кима со строчками: «а Дубна – она, ох, не близенько, а в Дубне одна только физика». Это окончательно закрепило в сознании образ такого диссидентского оазиса, где в силу концентрированных научных дисциплин дозволено то, чего нельзя представить в Москве. Строго говоря, Юрий Черсанович в песне, конечно, слукавил. Окончив школу, я мгновенно сумел убедиться в том, что Дубна, во-первых, куда как близка территориально (Савеловский вокзал стал для меня такой же Меккой, как Курский для лирического героя «Москвы – Петушков»), а во-вторых, физикой в ней дело далеко не ограничивается. И вторая моя Дубна была Дубной лирической. С ней теснейшим образом связаны мои студенческие годы. Однажды, еще в процессе подготовки к вступительным экзаменам, в 1990 году, я услыхал в эфире знаменитой позднеперестроечной радиостанции SNC несколько песен некоей группы под странным названием СМНИ. Ведущий сообщил, что команда родом из Дубны. Я был изрядно впечатлен и даже успел записать кое-что с радиоприемника WEF на кассету. Каково же было мое удивление, когда, поступив спустя несколько месяцев в МГУ, на филологический факультет, я обнаружил лидера этой формации в числе своих одногруппников. В итоге среди моих новых друзей возник целый дубненский куст: так называемый дубненский андеграунд – так или иначе вдохновленный деятельностью легендарного Сергея Попова («Жар-птица» и «Алиби»), но делавший что-то сугубо уникальное. Их было человек восемь (из тех, с кем я дружил), все сплошь талантливейшие люди, вот только физиков среди них решительно не наблюдалось – это были сплошь поэты, мистики, предприниматели, авантюристы и схоласты. От них веяло какой-то особенной вольностью и свежестью. Все девяностые в итоге прошли у меня под знаком этого города и его уроженцев: как поется в главной песне дубненского андеграунда, «между собакой и волком». И, наконец, третью свою Дубну я бы, пожалуй, назвал метафизической. Подобный эпитет может показаться странным по отношению к городу точных наук, однако в данном случае под метафизикой подразумевается некая надмирная сущность этого города, которая для меня уже не исчерпывается дружескими связями, воспоминаниями или тривиальной деловой активностью. Дубна для меня нынешнего – это примерно то, что Хайдеггер называл «сохранением, собиранием вещей в их взаимопринадлежности». Дубна – это свободная метафизическая зона, где вещи именно что собраны в своей взаимопринадлежности, и в этом смысле Ратмино с его камнем и храмом Похвалы Пресвятой Богородицы для меня уравнены с рестораном «Лимонад» или с исполинским Лениным, или с не менее исполинским стулом. Одна из ведущих команд дубненского андеграунда называлась «Заповедник» – и ровно так я и ощущаю этот город. Наша старая компания давно разбрелась: кто-то эмигрировал в Лондон, кто-то стал отшельником, кто-то трагически погиб. Вышеупомянутый дубненский музыкальный андеграунд должного признания и развития не получил, и главной группой города в итоге стали совсем неплохие «Порнофильмы». То есть по большому счету я общаюсь уже не столько с людьми, сколько напрямую с этим городом как с неким местом силы. Тут как раз Ким был прав, спев о том, что в Дубне никаких идей, только формулы. Дубна в самом деле формула: идеи приходят и уходят, а я лично вычислен этим городом навсегда и возвращаюсь сюда снова и снова. Когда на Дне города фейерверки озаряют полночную Волгу – это похоже на древний сакральный культ и одновременно на китайский новый год где-нибудь в гонконгской бухте Виктория. В свете вспышек и звезд, в какой-то момент ты ловишь себя на том, что уже не очень понимаешь, где находишься. Однако стоит выйти на палубу, посмотреть на эти удивительная берега и темную блаженную воду, как ответ приходит сам собой. Как это – где я нахожусь? Я нахожусь дома.